Леонид Лебедев: «Наибольшую жесткость в отношении меня проявлял Блаватник», - Леонид Лебедев, сенатор от Чувашии и владелец «Синтеза»

- И вот теперь, когда ТНК-ВР продана, вы решили, что можно о себе заявить. Почему именно теперь, а не до сделки с «Роснефтью»?

Леонид Лебедев - многогранная личность: сенатор от Чувашии, инвестор, кинопродюсер и вот теперь - борец с олигархами. Закалку Лебедев получил в 1990-х, воюя за нефтяные активы. Его имя стало известно, когда принадлежащая ему компания «Синтез» заявилась на конкурс по приватизации 49% акций Тюменской нефтяной компании (ТНК), но проиграла. Долю в ТНК тогда получила компания, связанная с Михаилом Фридманом, Германом Ханом, Виктором Вексельбергом и Леном Блаватником. Теперь, 10 лет спустя, Лебедев утверждает, что еще в те годы стал партнером Вексельберга и Блаватника и это партнерство они держали в тайне. Международную известность Лебедев получил в начале 2000-х, вместе с Марком Гарбером и Александром Жуковым став фигурантом дела о контрабанде оружия, которое расследовали правоохранительные органы Италии. Это расследование Лебедев называет «несчастьем, которое очень сильно повлияло на всю дальнейшую деловую карьеру, да и на всю судьбу» бизнесмена. Суд не признал Лебедева виновным. Но, по его словам, само по себе расследование помешало ему реализовать план по совместному с Вексельбергом и Блаватником владению активами ТНК. После того как Вексельберг и Блаватник получили миллиарды долларов от продажи своих акций в нефтяной компании, Лебедев решил напомнить им о себе и о том, что с партнерами, пусть даже и тайными, нужно делиться. В интервью «Ведомостям» Лебедев сообщил, что перед тем, как подать иск в Нью-Йоркский суд, пытался связаться с обоими: Вексельберг не ответил на звонок, реакция второго была такой: «Блаватник сказал, что сначала хочет посмотреть, что у меня есть. Я прислал ему копию иска, после чего он передал мне, что не хочет на эту тему разговаривать».

- Как вы можете доказать, что были партнером Виктора Вексельберга и Леонарда Блаватника?

- В моем иске указаны важнейшие документы, которые свидетельствуют о нашем партнерстве. Первоначальный документ о создании совместной компании, где я должен был получить 33,3%, был подписан в 1997 г. Еще один важный документ, в котором зафиксированы результаты многолетних переговоров и встреч, был подписан в Нью-Йорке в марте 2001 г. Как раз по этой причине иск рассматривается сейчас в суде именно этого города, а не в России: поскольку соглашение было подписано в Нью-Йорке, то оно подчиняется местному праву. Именно тогда была заложена основа совместного предприятия на базе компании OGIP. Мы встречались, чтобы зафиксировать мою долю. Договорились, что у меня в совместной компании будет 15%, а у Лена Блаватника и Виктора Вексельберга - по 42,5%. Основываясь на этих документах, а также принимая во внимание действия партнеров по исполнению условий соглашений, я уверен, что у иска хорошие перспективы.

- Почему в период с 1997 по 2001 г. вы так и не получили 33,3% в СП, ведь, как следует из иска, вы передали партнерам 1,8% акций ТНК, 10,5% акций «Нижневартовскнефтегаза» и $25 млн?

- Не были полностью выполнены условия. По не зависящим от меня причинам вместо $133 млн, как планировалось ранее, я внес цену приобретения 40% акций ТНК, которая составляла $25 млн, и 1,8% акций ТНК, 10,5% акций «Нижневартовскнефтегаза». Таким образом, мой вклад оказался меньше и стал предметом обсуждения, которое затянулось на несколько лет.

- Поэтому в 2001 г. согласились на 15%?

- Конечно, я претендовал на 33,3% - и для меня снижение моей доли было нецелесообразно. Но партнеры считали, что мой вклад меньше, и мы обсуждали все это. Но как оценивать вклад в уставный капитал, если он выражен не в денежной форме, а, например, в акциях? По рынку? Биржевые котировки не всегда адекватно отражают действительную стоимость пакета. Акции могут стоить гораздо дороже в зависимости от момента и роли, которую они играют: дают ли они контроль в компании или блокирующий пакет и так далее. Поэтому так много времени ушло на обсуждение. И мы остановились на их оценке моего вклада.

- Вы считаете, что акции ТНК и «Нижневартовскнефтегаза», которые вы передали партнерам, сыграли какую-то решающую роль в приватизации ТНК?

- Эта роль была достаточно важной. В первом туре приватизации было куплено только 40%, до контроля нужно было еще 10% плюс 1 акция. Доля в «Нижневартовскнефтегазе» тоже была важна, так как это было основное нефтедобывающее предприятие ТНК. Я был акционером «Нижневартовскнефтегаза» на том самом этапе, когда происходило преобразование разрозненных компаний в единую компанию ТНК.

Добровольно ушел в тень

- Почему нью-йоркское соглашение 2001 г. подписал только Вексельберг? Что помешало Блаватнику?

- Утром того дня, когда он обещал был поставить подпись, мне сообщили, что Блаватник срочно уехал, у него была какая-то деловая встреча. Я не захотел ждать следующей недели и уехал в Россию.

- Почему Блаватник не подписал документ позже?

- По всем законам того места, где это происходило, подписи Вексельберга было достаточно, чтобы документ имел юридическую силу. К тому же все последующие действия моих партнеров подтверждали подписанное соглашение. Например, одним из условий этого соглашения в качестве обеспечения дивидендных платежей был выпуск векселя на $200 млн (в иске указано, что Блаватник согласился с условиями соглашения и обеспечил выпуск совместной компанией OGIP простого векселя на эту сумму. - «Ведомости»). Вексель был эмитирован в декабре 2001 г., его получила компания Coral, находившаяся под моим контролем. Создана компания OGIP, которая должна была представлять наши общие интересы. Дальнейший план был такой: зарегистрировать участие OGIP в ТНК, после чего физически распределить акции OGIP между нами. При получении своей доли я должен был вернуть вексель. К сожалению, мы не успели довести этот план до конца. Компания OGIP стала совладельцем ТНК, но до физического распределения акций OGIP между нами дело не дошло, потому что меня постигло несчастье, которое очень сильно повлияло на всю мою дальнейшую деловую карьеру, да и на всю мою судьбу.

- Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду возбуждение итальянскими органами правосудия абсолютно бессмысленного и беспочвенного уголовного дела, но очень громкого (о контрабанде оружия, фигурантами которого также были партнеры Лебедева по «Синтезу» Александр Жуков, Марк Гарбер и др. - «Ведомости»). Дело было связано с враждебными действиями конкурентов, в итоге суд признал безосновательность выдвинутых обвинений. Однако эта история сломала все мои планы по участию в бизнесе, тем более в международном бизнесе.

- Уголовные дела не мешают владеть компаниями.

- Дело было сфабриковано вскоре после того, как подготовительная фаза нашего плана, согласованного в 2001 г., была завершена. Примерно в это же время, в 2002 г., начались переговоры о привлечении ВР в партнеры по ТНК. Признание легальным акционером человека, обвиненного в контрабанде оружия, могло отпугнуть ВР. Поэтому я принял предложение отказаться от публичного появления в качестве акционера, чтобы не нанести ущерб сделке и близким в то время друзьям и партнерам. Перед созданием ТНК-ВР обсуждалась возможность продажи партнерам моей доли. Сразу две крупные инвестиционные компании ее оценили в $1,4-1,5 млрд. Но партнеры были не согласны с такой оценкой, и мы не смогли договориться.

Тайные договоренности

- А сделку с ВР они с вами согласовывали?

- Да, конечно. Появление иностранного инвестора было желательно. Рассматривались варианты сотрудничества с разными компаниями.

- За 50% ТНК-ВР британская нефтяная компания заплатила более $7 млрд деньгами и активами. Вы получили что-то с этого?

- В 2003 г. прямо накануне завершения сделки с ВР по созданию ТНК-ВР мы с партнерами подписали соглашение. По этому документу в течение трех лет - до 2006 г. они обязались выплатить компании Coral $600 млн несколькими платежами.

- Почему именно $600 млн?

- Эта сумма учитывает мою долю поступлений от ВР за 50% в ТНК-ВР - эти выплаты были растянуты на три года. До этого мне были выплачены дивиденды в размере около $11 млн.

- Но почему вас нельзя было представить как совладельца ТНК-ВР, когда вас оправдали?

- К сожалению, это случилось только в 2004 г. Наверное, можно было бы меня представить как акционера ТНК-ВР, когда все закончилось. Но дело в том, что мои партнеры, может быть, еще не будучи уверенными, что сделка состоится, подписали соглашение с ВР и задекларировали, что являются единственными владельцами своей доли. И тут появляюсь я. Что сделала бы ВР в такой ситуации? Был риск, что если обо мне станет известно, то у ВР появятся основания для расторжения сделки. Кстати, я уверен, что в 2008 г., когда случился первый скандал (конфликт между британскими и российскими акционерами ТНК-ВР. - «Ведомости»), представители ВР тут же вспомнили бы, как их держали в неведении в самом начале. Да и зачем? Никаких законов я не нарушал: долю в ТНК я приобрел до того, как стал сенатором, в управлении компанией участия не принимал. Публично оглашать факт моего участия в компании не было никакого смысла. Я, как сторона сделки, к этому моменту был удовлетворен расчетами, которые были проведены. Все это время ТНК-ВР прекрасно развивалась и капитализировалась.

- А владельцы «Альфа-групп» Михаил Фридман и Герман Хан знали о ваших соглашениях с Вексельбергом и Блаватником?

- Не знаю. Я знаком с довольно справедливой, на мой взгляд, позицией «Альфы», которая заключалась в том, что она знает как своих партнеров Вексельберга и Блаватника, а за ними - хоть сто партнеров. Все знают, кто представляет «Альфу», а какие у них еще есть партнеры - это их внутренние отношения.

- То есть вы не были представлены им как партнер?

- Нет. В этом не было необходимости. Ну и, наверное, это встретило бы сопротивление. Раз договорились, что в AAР «Альфу» представляют персонально Фридман и Хан, а Access и Renova - Блаватник и Вексельберг, то зачем это нужно менять?

Происхождение $600 млн

- Акционеры прибыльных компаний, как правило, получают дивиденды. Как тайный акционер вы получали тайные дивиденды?

- Я получал дивиденды, которые образовались за короткий промежуток времени - с конца 2001 г. до 2002 г., когда начались переговоры с ВР. Эти дивиденды в размере $11 млн OGIP выплатила компании Coral - европейской компании, занимавшейся торговлей нефтью и нефтепродуктами.

- Что вы имели в виду, когда писали в иске, что прибыль могла распределяться и иными способами, нежели дивиденды?

- Помимо выплаты дивидендов могли быть заключены контракты на льготных условиях - таких, о которых могли договориться дружественные стороны. В 2002 г. выплаты приостановились, потому что ВР, с которой уже тогда шли переговоры о сотрудничестве, могла заметить эти платежи - они могли сорвать сделку. Ведь после сделки выплата дивидендов становилась бы транспарентной, и в этих условиях было бы очевидно, что еще есть какой-то партнер. Риск был огромный. От дальнейших отчислений я сознательно отказался в интересах развития компании в том же соглашении 2003 г., подписанном перед сделкой с ВР и предусматривающем выплату $600 млн.

- Тогда на каком основании вы получали в течение трех лет те $600 млн?

- Это была выплата мне доли в средствах, поступивших от ВР. Компании Coral принадлежал вексель на $200 млн, который по согласованному в 2001 г. плану, обеспечивал выплату дивидендов от OGIP. В 2003 г. после сделки с ВР мне была выплачена доля от суммы вхождения ВР в совместное предприятие с ААР, а простой вексель на $200 млн перестал быть обеспечением таких выплат, произошел его обмен на соответствующие выплаты от сделки в размере $600 млн.

- ТНК-ВР платила щедрые дивиденды. Не пожалели, что отказались от них?

- Конечно, когда я видел, как успешно развивается компания, и какие средства направляет на выплату дивидендов, мне было немного обидно. Но это были условия тех времен, когда ТНК входила в партнерство с ВР. И я ведь не принимал участия в деятельности компании, только, мягко говоря, мешал. А Вексельберг работал там, Блаватник, наверное, тоже частично был вовлечен в эту деятельность. И мы были партнерами по сделке. Я всегда беспокоился не только о собственной выгоде, но и о том, какой ущерб могут получить мои партнеры по бизнесу. Не откажись я от дивидендов, партнеры точно пострадали бы, их репутация - тоже и, собственно, вся эта конструкция. Отношения с ВР были очень неровными. Я не хотел усугублять ситуацию.

- Как развивались ваши отношения с Вексельбергом и Блаватником после создания ТНК-ВР?

- Отношения были хорошие. Меня не всегда устраивал их жесткий и, говоря вежливо, бережливый взгляд на вещи. Кстати, наибольшую жесткость в отношении меня проявлял Блаватник. Это именно он скрупулезно посчитал все, что было выполнено и не выполнено мной, свел мое участие к минимуму. По сути, это он тогда достиг самого желаемого результата, оценив мой вклад в наше СП в 15%. Именно он вел все решающие переговоры в 2001 г. и в 2003 г. Но я понимал, что то, до чего мы договорились, и то, что сделали, это в интересах компании и в моих собственных интересах. После создания ТНК-ВР сначала встречались часто, потом все реже и реже.

- Когда в последний раз встречались?

- Если специально, то года 3-4 назад. А если случайно, то встречаемся иногда на премьерах, спектаклях.

- Потому что я больше других был заинтересован, чтобы компанию продали. Ведь когда ТНК-ВР создавалась, никто не предусматривал таких гигантских сроков существования нашей коалиции. В тот момент горизонт измерялся пятью годами. Через пять лет после сделки цена компании уже поднялась к желаемой, и уже, казалось бы, можно было зафиксировать прибыль (источник «Ведомостей», близкий к «Альфа-групп», сказал, что сроки продажи ТНК-ВР тогда детально не обсуждали). Но в 2008 г. у нас произошел очередной кризис. Не успели продать. Предположительно, по условиям акционерного соглашения, преимущественное право на покупку оставшихся 50% имела компания BP. Потом, как вы помните, у самой ВР начались неприятности в Мексиканском заливе. Все время происходили какие-то затруднения, которые отодвигали сроки окончательной продажи ТНК-ВР все дальше и дальше. Неожиданно в конце этого путешествия оказалась компания «Роснефть» - и слава богу.

Готов на мировую

- То есть вы не хотели мешать потенциальным сделкам, чтобы после продажи наконец получить деньги за свою долю?

- Совершенно верно. Зачем создавать скандальную историю, чтобы акции ТНК-ВР падали в цене? Это бы навредило всем участникам процесса.

- А почему в суд пошли, а не договорились с Вексельбергом и Блаватником об очередных тайных выплатах?

- До сделки с «Роснефтью» я предлагал партнерам переговорить на эту тему. Я отправил претензию в форме иска в рамках досудебной процедуры и позвонил, но, к сожалению, г-н Вексельберг до сих пор ничего не ответил.

- Трубку не взял?

- Он давно не имеет со мной прямого контакта на уровне мобильного телефона. Может быть, был занят.

- А Блаватник?

- Блаватник ответил. Он сказал, что сначала хочет посмотреть, что у меня есть. Я прислал ему копию иска, после чего он передал мне, что не хочет на эту тему разговаривать.

- «Альфе» показывали иск, до того как отправить его в суд?

- Нет. Я не считаю «Альфу» стороной в этом вопросе. У меня нет никаких к ним претензий.

- Готовы пойти на мировую?

- Конечно.

- А на каких условиях?

- Об этом рано говорить. Важный аспект, который нужно учитывать при мировой, - это работа моих партнеров в ТНК-ВР. Они участвовали своим трудом, который не оценить зарплатой. Я считаю, что их личный вклад в капитализацию компании, особенно вклад Вексельберга, должен учитываться. Они должны получить какую-то премию за это. Это справедливо.

- На какую сумму вы премировали бы Вексельберга?

- Для начала я хотел бы понять уровень притязаний сторон. К сожалению, он не захотел со мной на эту тему говорить. Это странно, потому что мы дружили с Вексельбергом - или, во всяком случае, мне так казалось.

- Ваш иск - собственная инициатива? У вас нет партнеров, которые вам порекомендовали это сделать?

- Это только мой, ни с кем не ассоциированный иск.

- Практику подобных дел изучали? Прецеденты есть?

- Есть, и зачастую акционерам удается доказать свои права, тем более что в данном случае речь идет о надлежаще оформленных имущественных правах.

Жизнь без борьбы

- У вас есть долги?

- Нет.

- В каком состоянии сейчас бизнес, которым вы владеете? Насколько вы погружены в дела группы «Синтез»? И в каком состоянии находится компания?

- Когда требуется, могу помочь советом. В соответствии с законом я передал свои полномочия менеджерам, которые управляют моим бизнесом, и сосредоточился на законодательной работе. У меня нет собственности и активов за рубежом - мне не пришлось от чего-то избавляться, чтобы соответствовать юридическим требованиям. Компания находится в нормальном состоянии, хотя уверен, что при моем непосредственном участии дела у компании шли бы намного лучше: собственники априори управляют бизнесом качественнее, чем наемные менеджеры. Поэтому, что касается «Синтеза», на перспективы компании я смотрю с точки зрения владельца, не погружаясь в детали.

- Но общее понимание ситуации у вас есть?

- Безусловно. Тем более что по каким-то серьезнейшим проблемам требуется мое участие. Например, когда произошло несчастье с Саяно-Шушенской ГЭС, президент собирал совещание, на которое приглашали не столько директоров, сколько акционеров энергетических компаний - чтобы поднять уровень ответственности. И это был хороший ход. К сожалению, энергетика - это проблемная для страны отрасль: все компании, образованные в ходе реформы РАО ЕЭС, потеряли в стоимости - кто-то в 5, а кто-то и в 20 раз. Основная причина этого положения заключается в нерыночном тарифообразовании, особенно в этом плане страдают теплогенерирующие компании. А между тем развитие энергетики жизненно необходимо стране. В этом отношении представляется хорошим сигналом последняя инициатива Минэнерго по реформе рынка тепла - надеюсь, это позволит сделать отрасль инвестиционно привлекательной.

- А неужели сенатором быть интереснее, чем управлять своим бизнесом?

- Когда бизнес работает хорошо, им не надо управлять, он вроде бы как сам управляется. В этот момент думаешь: вот и хорошо, что я сенатор. Да, временами, в трудные для компании периоды, меня посещают мысли о том, чтобы вернуться в бизнес. Но оставшийся мне срок в три года я планирую доработать. Когда я выдвигался в Совет Федерации, я брал на себя обязательства, в том числе перед регионом, который я представляю, и с тех пор выполняю их и планирую выполнять и впредь. У меня есть чувство, что моя отраслевая экспертиза, накопленная до прихода в Совет Федерации в период работы в бизнесе, вполне востребована. Тем более что бизнес, переданный мною в управление, я когда-то создавал сам - с нуля.

- Чем же так интересна эта работа? Есть ощущение, что законодательная работа автоматизирована: пришел законопроект - его принимают.

- Это обманчивое впечатление. Работа верхней палаты парламента сейчас похожа на работу Госдумы. С момента появления законопроект рассматривается сразу в двух инстанциях - в Думе и Совете Федерации. Практически законотворческая работа идет параллельно. И поэтому, когда законопроект приходит на голосование в верхнюю палату, он, как правило, проходит гладко. Может, поэтому складывается впечатление, что все происходит автоматически.